Додому Статті Православный взгляд на мотивацию нравственного воспитания и поведения человека

Православный взгляд на мотивацию нравственного воспитания и поведения человека

Доклад настоятеля Свято-Владимирского храма г. Днепропетровска протоиерея Георгия Вольховского на пленарном заседании круглого стола: «Философско-богословские истоки воспитания человека» в Днепропетровском транспортно-экономическом колледже 9 декабря 2009года.
Желая видеть наших детей нравственными, мы, прежде всего, должны дать им мотивацию того, почему они должны быть таковыми. Этот вопрос можно озвучить и так: Почему я должен быть нравственным?
Вопрос важный и он, собственно, касается не только наших детей и молодежи, но всех нас. К сожалению, ни мы, ни наши дети, не ставят перед собой этот вопрос. Он просто не существует для каждого из нас. Мы воспринимаем все окружающее нас и состояние своих сердец, как данность. А ведь, действительно, почему я должен быть нравственным? Я живу, как все. Сейчас так принято жить. В конце концов, что такое нравственность и какой она должна быть? Раньше жили так, теперь иначе, потом совсем по-другому будут жить… Может, то, как я хочу жить сейчас, станет нравственной нормой в будущем? Продолжать можно до бесконечности…
Ответить же на поставленный вопрос можно только, определив для себя, кто есть «я», как человек, и в чем цель и смысл моей нравственной жизни?
Говоря о себе, как о человеке, мы часто забываем, что человек отличается от всего животного мира тем, что, созданный по образу и подобию Божию, он должен являть себя, как создание нравственное. Животное живет инстинктами, а человек, как нравственное создание, может определить для себя, что есть добро и зло, и выбрать добро. Лишившись нравственности, человек становится хуже животного, потому что, даже думая и разговаривая, совершает поступки, которые ни одно животное не совершает. Например, невозможно даже себе представить, что вожак стаи будет обманывать членов стаи, или что какое-то животное может уйти в запой, или что самка убьет своего еще не родившегося малыша, совершив аборт, под тем предлогом, что его нечем будет кормить… И это первое, с чего, мне кажется, нужно начинать нравственное воспитание, отвечая на вопрос, почему я должен быть нравственным: объяснить человеку, что он человек и должен быть человеком. Объяснить, что он должен отличаться от животного, думая, говоря и поступая во всем, как человек.
Следующее, что должен знать для себя и понимать каждый – это свое человеческое предназначение в вечности. А человек, созданный по образу Божию, должен быть «богом по благодати», то есть, благодатью Божией иметь все, что имеет сам Бог. Бог бессмертен, бессмертным должен быть и человек. Бог есть Любовь, любовью должен быть исполнен и человек. Бог есть Благо, и человек должен иметь полноту всех благ. Бог есть Истина, в ней должен пребывать и человек… Здесь конец бесконечен. И вне этого предназначения невозможно придумать ничего, что осмысливало бы человеческую жизнь. Ведь, если жизнь конечна, то теряет смысл всякое предназначение. И это второе, с чего, как мне кажется, нужно начинать нравственное воспитание, отвечая на вопрос, почему я должен быть нравственным: объяснить человеку его человеческое предназначение.
В отличие от общественной морали, которая ограничивает само понятие нравственности исключительно нормами поведения в обществе, имея целью и смыслом нормальное общежитие, христианская нравственность имеет целью и смыслом нечто большее. Не только внешнее следование общепринятым нормам поведения, но, прежде всего, состояние души, в которой не должно быть даже тени безнравственности или аморальности. Не будет этого в душе, не будет этого и в жизни. В христианстве, вне конкретной человеческой души, нравственность вообще не мыслится и безнравственно все то, что является препятствием к ее спасению. Отсюда и основной смысл христианской Православной нравственности. Какой бы темы ни касались вопросы Православной нравственности, будь то политика, экономика, наука, культура…конечным смыслом для нее всегда будет спасение человеческой души, спасение каждого конкретного человека. Вне этого смысла любые умозрительные заключения теряют свою значимость.
Православная нравственность утверждает, тем самым, абсолютную и непреходящую ценность человеческой души, которую Господь выразил такими словами: «Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело – одежды?» (Мф.6.25) и ради которой Он, безгрешный, пошел на Крест.
Вне этого смысла невозможно ответить на вопросы о добре и зле, о том, почему нужно поступать так, а не иначе. Вне этого смысла теряют свое значение и смысл такие основные понятия, как совесть, любовь и жизненные ценности.
Из заботы о душе проистекают критерии добра и зла. Все, что спасительно для души, есть добро. Все, что губит душу – есть зло. И как следствие, целью христианской нравственности является не столько благополучная временная жизнь здесь, на земле, сколько спасение души, то есть стяжание Вечной Жизни в Любви, чего вне жизни нравственной достичь невозможно. И это третье, с чего, как мне кажется, нужно начинать нравственное воспитание, отвечая на вопрос, почему я должен быть нравственным: объяснить человеку смысл и цель его нравственного воспитания и его нравственной жизни.
Нравственным же и моральным стимулом здесь выступает смерть, со своим извечным вопросом: А что потом? Ведь, если потом, после моей смерти, меня не будет, то «после меня – хоть потоп» и мои «нравственные» нормы должны быть такими, как я хочу, чтобы насладиться временной жизнью.
Нравственность тогда нужна такая, какая мнится и вожделевается самим человеком, соотносясь и сообразуясь с его желаниями, устремлениями, страстями. Ее часто начинают подменять «прагматизмом». Наши политики и экономисты любят сейчас повторять это слово. Вот пример крайней формы «прагматизма», описанного еще Достоевским в «Преступлении и наказании»:
«Сотни, тысячи, может быть существований, направленных на дорогу; десятки семейств, спасенных от нищеты, от разложения, от гибели, от разврата, от венерических болезней, – и все это на ее деньги. Убей ее и возьми деньги, с тем, чтобы с их помощью посвятить себя на служение всему человечеству и общему делу: как ты думаешь, не загладится ли одно крошечное преступленьице тысячами добрых дел? За одну жизнь – тысячи жизней взамен – да ведь тут арифметика! Да и что значит на общих весах жизнь этой чахоточной, глупой и злой старушонки? Не более как жизнь вши, таракана, да и того не стоит, потому что старушонка вредна…».
За «арифметикой», за этим «прагматизмом», и смысл, и цель, и ценности, оправдывающие преступление перед совестью, незримо стоящей за этими строками…
И это вовсе не абстрактный «прагматизм». Примером такого «прагматизма» может послужить эвтаназия, разрешенная в некоторых странах Европы. Можно предположить, что при нашем устремлении туда, на Запад, это, в будущем, может стать и моральной нормой нашей жизни, как и гомосексуальные браки, и разрешенное употребление легких наркотиков и… Где здесь критерии добра и зла? Кто определит и установит их?
Но и это еще не все. Ибо даже при уверенности в бессмертии души, если нет Бога, то абсолютных критериев и эталонов добра и зла также не может быть, а такими эталонами становится или «арифметика», или человеческие страсти и животные инстинкты. Как, например, у маркиза де Сада, написавшего: «Делайте только то, что вам нравится и приносит наслаждение, все прочее – ерунда… а совесть… она не похожа на все прочие душевные недуги: она уходит в небытие тем быстрее, чем чаще мы ее будоражим».
В этом случае наша жизнь сводится, во-первых, к голому и не имеющему ценности факту существования в безличной вселенной, а, во-вторых, без праведного Судии и Воздаятеля, понятие о нравственности теряет свое значение, потому, что нет этих самых критериев. Становится невозможным назвать войну и жестокость злом, а любовь и мир – благом. Все становится относительным. Кто же тогда вправе сказать, что хорошо, а что плохо, что нравственно, а что безнравственно? Только мое «я». А если оно душевнобольное? Под какие критерии подводить лечение? С кем мне считаться, если смерть унесет меня все равно в небытие?
Теперь от вопросов кто есть «я», каково наше человеческое предназначение и в чем конечный смысл нашей жизни, перейдем непосредственно к вопросу о мотивации нравственного поведения и жизни человека.
Мотивация непосредственно и тесно связана с целью человеческой жизни. Мотивируя для себя основу своего поведения, человек должен видеть конечную цель, то есть, к чему приведет его нравственная или безнравственная жизнь. В Священном Писании эта конечная мотивация звучит в таких словах Божественного Откровения: «Жизнь и смерть предложил Я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое» (Втор.30.19). Среди мотиваций, которые предлагаются нам для нравственной жизни, к сожалению, отсутствуют те, о которых написано в Откровении – «жизнь и смерть». О них я и хотел бы сегодня поговорить, поскольку считаю их главными и конечными мотивациями нравственного поведения человека. Именно конечными, потому что любую другую мотивацию можно поставить под сомнение. Но вряд ли, если человек психически не болен, кто-то станет сомневаться в том, что вопросы жизни или смерти есть наиболее важные и значимые. Однако эти мотивации мы не учитываем, хотя других конечных мотиваций просто не придумано еще за всю историю человечества.
Прежде, чем далее раскрывать тему, напомню некоторые смысловые значения употребляемых терминов.
Термин «аксиология». Термин «аксиология» состоит из двух греческих слов: axia и logos. Философия для первого слова употребляет перевод – «ценность». Отсюда и смысл термина «аксиология», как науки о природе ценностей.
Однако сами греки в слово axia вкладывали гораздо большее. Полные смысловые переводы этого слова такие: ценность, достоинство, заслуга. Употребляя только одно значение слова, философия весьма сильно ограничивает себя, потому что, если следовать за его смысловой полнотой, какую в него вкладывали греки, получим следующее: Определяемые для себя человеком «ценности» жизни приведут его к тому, чего он «достоин» и воздаяние будет по «заслугам».
Именно, исходя из этого, полного определения слова «аксиология», хотелось бы рассмотреть место ценностей, и как следствие, мотивации поведения молодежи. Да и не только молодежи. Думаю, это необходимо всем нам, потому что то, чем живет наша молодежь, какие у нее ценности и цели… в конечном счете определяется нашим поколением родителей, воспитателей, учителей, руководителей… Определяется той иерархией ценностей и целей, которая преобладает в наших душах и сердцах. Ведь мы можем дать нашим детям и нашей молодежи только то, что есть в нас самих и не более.
Следующий термин – «мотивация». Мотивация – это побуждение. Взятый в широком смысле, этот термин используется во всех областях психологии, исследующих причины и механизмы целенаправленного поведения человека и животных. И если у животных диапазон объектов, выступающих в качестве мотивации, дан от природы и ограничен специфичным для каждого биологического вида кругом приспособительных инстинктивных форм, то есть инстинктов, то у человека мотивация соответствует целям жизни, которые ставит перед собой человек. Причем жизненные цели, мотивирующие поведение человека, находятся в прямой зависимости от жизненных ценностей. Отсюда же проистекают и средства для достижения данных целей. Средства и ценности определяются, в свою очередь, нравственным состоянием. Какие жизненные ценности преобладают у человека, такой путь в жизни он и будет стараться пройти для достижения своих целей, соответствующий и образ жизни ему будет присущ.
Ценности же, условно, можно разделить на два вида: ценности материальные и ценности духовные. К сожалению, ценности материальные и их пропаганда в нашей окружающей действительности преизобилует. Достаточно взглянуть на рекламу. Рекламируют все, от кофе до презервативов… Общество потребления предлагает красивую жизнь и безопасный секс. Наслаждайся жизнью, бери от жизни все, но защищайся от СПИДа. Здесь мотивацией есть слово «хочу», то есть человеческие плотские желания, устремления и похотения. Конечной целью здесь является получение удовольствия. Такая конечная цель и мотивация, как «жизнь», отсутствует полностью. За жизнь выдается само по себе временное, преходящее удовольствие.
Недостаток этой мотивации тот, что она конечна. То есть, ограничена во времени. Фактически, по сути, конечной целью здесь является смерть, закамуфлированная словом «хочу». Некоторые аспекты слова «хочу» заканчиваются, умирают, в пожилом или старческом возрасте, когда к слову «хочу» добавляется «не могу». И абсолютно все заканчиваются со смертью человека. Еще одним недостатком этой мотивации есть то, что она отодвигает духовные аспекты развития личности на второй план. За примерами далеко ходить не надо. Можно спросить у студентов, где они чаще бывают, в церкви, в театрах, музеях, на художественных выставках или в торгово-развлекательном комплексе, возле ярких и броских витрин? Или такой вопрос: Кто более им известен, Гарри Потер или князь Болконский? И уж совсем в такой мотивации нет ни памятования, ни понимания, ни места, ни мысли о том, к чему приведет такая жизнь человека после его смерти. После моей смерти.
Стремление к материальным ценностям не только отодвигает духовные аспекты, их ценность и место в жизни человека, но часто подменяет их внутреннее содержание. Например, столь возвышенное и чистое состояние души, как любовь, главная мотивация нашей жизни, подменяется, предложенным американскими фильмами, механическим актом – пошли заниматься любовью.
Или возьмем, например, забытое слово «благородство». Ну, кто может о себе сказать, что он благородный человек? Или сказать это не о себе, чтобы не возгордиться, а о своем близком или знакомом? Сразу и не скажешь, встречался ли я в жизни с благородным человеком и кого могу таковым назвать. Да и кто такой благородный человек, каков он, мы просто не знаем. Сейчас не учат быть благородными и не воспитывают на таких понятиях. А ведь понятию «благородный» противоположно понятие «худородный». Благородный же человек или нет, познается по порокам и добродетелям. У благородного человека они то, добродетели, и являются мотивацией его жизненного пути, который со смертью тела не должен окончиться. По сути, здесь мотивацией выступает жизнь, желание и стремление жить и жить всегда. Но слово «добродетель», к сожалению, также не из нашего лексикона.
Или возьмем слово «честь». Кого, включая себя, близких и знакомых, политиков и звезд… можно назвать «человеком чести»? У нас настолько искажено значение этого состояние души, что под ним сейчас подразумевается элементарная гордыня. А ведь «человек чести» — это человек, стоящий на страже добродетели и защищающий ее, а не свои амбиции. В настоящее же время этому также не учат и не воспитывают. Честь не в чести. А ведь честь благородного человека является также мотивацией его поведения. Напомню, что понятию «честь» противоположно понятие «бесчестье».
А вот еще один пример забытого понятия и слова. «Целомудрие»! Думаю, если каждый спросит себя, сколько раз за свою жизнь он хотя бы просто употребил это слово, то ответ будет почти однозначным: Ни разу. А ведь целомудрие – это душевная и телесная чистота. Здесь нужно сказать о том, что если бы воспитывали в целомудрии, то не нужно было бы бороться со СПИДом, рекламируя презервативы. СПИДа просто не было бы… Целомудрие, конечно же, также является мотивацией поведения человека благородного, человека чести. Кстати, на украинский язык целомудрие переводится как «цнотливість». А на церковно-славянском слово «цнота» означает – «добродетель».
Продолжать можно и далее, но здесь важно следующее. «Никто не может служить двум господам, – говорит Христос, – ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и мамоне» (Мф. 6.24), небесному и земному. Отсюда и конечных целей, как и мотиваций человеческого поведения, не может быть двух. Они просто несовместимы.
Мотивация, имеющая в основе своей ценности материальные, исходит из интересов тела и никогда не учитывает душу и ее посмертное состояние. Цели здесь всегда конечны, временны. То есть, смертны. Память о смерти страшит, поскольку подсознание подсказывает, что после такой жизни последует небытие. «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою»(Мф.16.26). Отсюда память смертная кажется чем-то ненужным, а удовольствия, помогающие не помнить о смерти, убеждающие, что от «жизни», пока живешь, нужно взять все, становятся желанными.
Но если смерть не конец, тогда нравственные идеалы должны стать нормой жизни, потому что от них будет зависеть моя посмертная участь. И именно это, как мне кажется, должно помочь в нравственном воспитании, отвечая на вопрос, почему я должен быть нравственным: память о собственной смерти, которая должна подвигнуть человека жить так, чтобы после смерти остаться жить.
Мотивации же и цели, такие как «жизнь и смерть», имеющие в основе ценности духовные, высочайшая из которых любовь, как состояние души, как «совокупность совершенства» (Кол.3.14), как «исполнение закона» (Рим.13.10), любовь, которая «состоит в том, чтобы мы поступали по заповедям Его» (2Ин.6), любовь и наполняющие ее добродетели, благородство, честь и целомудрие… сами по себе касаются непосредственно души человека, являясь тем драгоценным приобретением, с которым человек переступит порог смерти. «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф.6.21), – говорит Спаситель. И если основным сокровищем полагаем любовь, то результатом ее будет вечная жизнь для души, ведь Сам «Бог есть Любовь»(1Ин.4.8).
Все это касалось вопроса о том, почему я должен быть нравственным. Без однозначного ответа на него нравственности не создашь. Здесь находится ответ и на вопрос, какой должна быть нравственность. Здесь и основной аксиологический аспект воспитания. Он в том, о чем писали древние греки: Определяемые для себя человеком «ценности» жизни приведут его к тому, чего он «достоин» и воздаяние будет по «заслугам».